Лес Деревни

*пришёл*

*В гуще этого тёмного леса открылся портал из которого вышел Кирицуга*
Эмия огляделся по сторонам, открыл карту , которую он взял из Сальтури, и начал пытаться определить где он. Через некоторое время он, спомощью карты и своих фамильяров определил, что он находится в стране Воды
- Ну что же, значит страна Воды, хахаа, я начинаю

В этот день всё потеряло смысл.
Мечты и надежды, цели и амбиции, чувства и сама жизнь… Оледенели.
Тысячи вспышек убийственного света озарили мир. А за ними вскипела, разрываясь от ярости, буря, что ознаменовала людской эпилог. Дальше все, словно во сне…
Еще недавно чистые, ухоженные улочки, по которым мерно шли незадачливые жители, ведя своих детей в садики и школы, обнимающие своих любимых, наполнились, кипящей от ядерного жара, кровью. Кто-то погиб сразу, оставив после себя лишь блеклую тень на руинах домов, кто-то оказался придавленным обломками, кто-то, корчась от жуткой боли, умирал от ран, словно пес, забитый в угол, кто-то остался тлеть…
Миллионы душ сегодня покинули мир. Порой, можно было услышать детский плач, доносившийся из-под разваленных зданий. Дети, чудом пережившие тысячи взрывов, оплакивали родителей, чьи мертвые тела были рядом. Но и тех ждала голодная, одинокая, болезненно дикая смерть. Бездна после длительного перерыва вновь полнилась жертвами.
От деревни практически не осталось ничего. Деревня тумана пала под натиском диких, мутировавших зверей. Эксперименты руководства деревни вышли из под контроля. Дома, служившие уютными домами для миллиардов людей, рухнули, оставив за собой лишь гнетущую тишь. Пожирающую бездну. 
— Мама! Мамочка! Мамуля! Тебе плохо, что с тобой?
Мать умерла еще несколько часов назад под обломками здания. На ее алых губах струйками багровела кровь. Ярко-голубые глаза остекленели… Но мальчик все не отходил и тщетно молился Богу.

Организация "Синдикат" наконец перешла к решительным действиям, постепенно отправляя свои бригады в разные уголки мира, для организации своей деятельности, бизнеса. Деревня Скрытая в Тумане, вот та цель, которую поставил перед собой Масамуне Дате, возглавляя за собой "Рейдеров". Перед ними стояла непростая задача, захватить власть над областью, поработив местное население и вдобавок разобравшись с волной мутировавших зверей.
Детский крик.
Города опустели. Превращались в пепел.
Теперь, остатки душ призраками бродят по мертвым путям в поисках покоя. Покоя, которого им обрести не дано. Они навеки остались запечатленными в темнеющих людскими костями стенах, в форме фантомных силуэтов.
И все стало пеплом.
Взрывы все сверкали, сверкали яркостью тысяч солнц.
Оглушительные удары, хлопки, крики смешанные с треском костей были аккомпанементом этой кровавой картине. Сила, порожденная людской ненавистью и нетерпимостью, жаждой власти, убийства, подчинения сорвала оковы морали.

Смерть могла собирать обильную жатву с полей, усеянных людскими трупами.
— Нет… — бормотал, дрожа побледневшими губами полковник, падая на колени перед Масамуне, — как же так?
А после его снесло чудовищным взрывом. И после было ничто.
— Все просто, старик, вы слишком слабы, выживает сильнейший — подытожил Масамуне перед догорающим телом человека, исполняющего обязанности Мизукаге.
— Отче наш, иже еси на небесах… — молилась престарелая бабушка, глядя в окно своего понурого домика.
За ним блестели вспышки взрывов, взмывающие высоко вверх. Через минуту домик разворотило ударной волной.
— Быстрей, быстрей! Выводи гра…
Мужчина выкинул руки, пытаясь прикрыть рвущиеся импульсы света наружу. Вспышка. Через мгновение на этом месте остались кипящие кости стариков, матерей, детей, мужчин и подростков.
Земля горела. Горели люди. Горело само небо.
— Саш, Саш, что это?! — визжала, брызгаясь слезами молодая, красивая девушка, вжавшись в грудь парня сидящего рядом.
— Маш, не бойся… — он сжал ее сильнее. — Все будет хорошо! Слышишь? Я обещаю…
Крыша, где сидела пара, вскоре обвалилась, кусками провалившись вниз.
— Доча, тише. Поверь папе, все хорошо, иди сюда. Давай обнимемся. — еле сдерживая слезы шептал отец. — Не плачь, все обойдется.
— Это фейерверки, пап? — девочка сверкнула своими большими, зелеными глазами.
Отец зарыдал, взяв дочь на руки и крепко прижал к себе.
— Пап? Что ты плачешь, все же хорошо, правда?
— Конечно, доча, конечно. Только не смотри в окно…
— Хорошо!
Волна воздуха выбила стекла, а после ворвался палящий свет…
— Эй, ты чего застыл?
— Мужики… Там…
Объяснять не стоило. Земля дрожала, в сотнях километров горели вспышки.
— Прячемся! Валим, валим!
А после наступила тишина. Лишь изредка можно услышать горестный плач, похожий на вой.
Те души, что остались на выжженной пустоши, должны были искать шанс спастись, даже если его и не существовало вовсе. Но люди из бригады "Рейдеры" ловили всех без исключения, не давая покинуть этот край.
Ветер мерно раздувал людской прах, застлавший землю. Прах, что будет вечно напоминать об этом дне. Прах самого времени.

— Это твоя жертва мечте? - обратился один из приближенных к Масамуне.
Небо затянуло свинцовыми скопищами туч. Воздух пропах костром. Накрапывал снег.
— Моя жизнь — одна сплошная жертва. Все мы отрываем от себя кусок души, в угоду собственных амбиций или ради Высшего замысла. Вопрос лишь в цене. - промолвил Масамуне, затягивая сигарету, направляясь в сторону резиденции главы Деревни Тумана.
Никотин обжег легкие. Стало легче.
Засвистел ветер.
— Ты не жалеешь?
— Нет. Я вступил в "Синдикат", потому что верил, что реализую здесь свои амбиции. 
— И почему же ты решил, чтобы мы все осели в одном месте? Почему не выбрал другого времени? Почему именно сейчас?
В лесах послышался волчий вой. До боли знакомый.
— Потому, что понял это совсем недавно. Дошел, наконец, что вся моя жизнь была сладким миражом на костях моих товарищей. Запомни мои слова… Ценность, значимость, величие твоей жертвы, ее блеск, можно увидеть только поставив на эту чертову жертву всю свою жизнь. И, если ты сделал правильный выбор, отдал достаточно, тогда почувствуешь настоящую свободу и благодарность. Благодарность судьбе, Богу, Вселенной — за то, что смог сделать правильный выбор. Быть может, только эта благодарность освободит тебя от страха. Страха, кануть в небытие, прямо в костлявые руки смерти.

Темнело. Солнце догорало за горизонтом. Воздух был влажным, почти как при ливне, а грозы, сверкавшие вдали, намекали на нехилую бурю. Но дождя все не было, а молнии будто обходили нас стороной.
— Ты меня вообще слушаешь? - раздраженно пробормотал Масамуне.
Я вернулся в разговор. Беркут (ответает за навигацию), что сидел на большом камне и держал приличных размеров карту, слегка нахмурился.
— Слушаю, командир.
Он хмыкнул, потрепал русые волосы на голове, после озадаченно глянул в карту.
— Перегруппируемся и с утра мы выдвинемся прямо на северо-запад, там выйдем из леса. После этого по тракту до самой деревни. Разберемся с монстрами и захватим район наконец.
— Н-да… — лениво протянул Ржавый (один из командиров авангарда), что стоял рядом и от скуки постоянно перезаряжал магазин своей винтовки, — и че мы как люди не выехали по главной дороги? Нет же, потащились в самую жопень: через леса, болота и горы, мать его.
Я устало вздохнул, после посмотрел на этого здоровяка. Иногда мне казалось, что он действительно упал головой в рыжую краску.
— На главной дороге ехать такой огромной группой слишком опасно, — пояснил я, — хрен его знает, что там сейчас происходит, а здесь, в лесах, риск минимальный.  Устроили налет, заманили их поглубже, промо к их же беженцам, что бежали из деревни от монстров и раздавили всех одним ударом.

Беркут еще раз взглянул на карту, потом на меня. Я сразу понял, чего он хотел.
— После того как прибудем на место, сразу устраним военных, если они, конечно, еще остались, — сказал я. — Отыщем вышки, установим связь с нашими, часть которых останется снаружи, вылавливая гражданских, что попытаются сбежать. 
Беркут нахмурился.
Соглашался он на эту вылазку тоже с очень большим трудом. Я долго ему объяснял, что это единственный возможный вариант для дальнейшего развития. Только так мы заживем нормально. 
— Уже поздно сдаваться, Беркут, — медленно проговорил я после недолгого молчания, — все эти бойцы знают, на что идут. Каждый, каждый верит в нашу идею. Даже если ради её придется пожертвовать жизнью.
Народу и правда было много. Пять сотен крепких солдат отважилась пойти на штурм. Сейчас все сидели и болтали кто о чем. Горели костры, слышался гундеж и треп бойцов. Пахло жареным мясом.
— Если ты прав, Егерь, — сказал Ржавый, почесывая щетину, — то я наконец-то спокойно заживу. Быть может, остепенюсь.
— Ты-то? — послышался басистый голос из темноты, куда не проникал свет костра. — Не смеши. С твоей взбалмошностью, любая коней двинет.

— Так, ну ладно, — буркнул Беркут, — хорош человеку на больное давить. Всем марш спать, завтра подъем в пять. Ржавый, Сухарь — вы патрулируете северную сторону. После полуночи вас сменят Киргиз и Колун.
— Так точно! — дружно гаркнули солдаты и скрылись в темноте.
— Посмотрим, к чему это приведет, — сказал Беркут, смотря мне в глаза. — Второго шанса у нас не будет.
— Нам хватит одного.

Не успел я закрыть глаза, как вдруг услышал чей-то протяжный крик. Тут же вскочил, осмотрелся. Вокруг горели вздымающиеся языки костров, фигуры бойцов бегали туда-сюда, то и дело бранясь. Отовсюду звучали щелчки предохранителей и передергивание затворов.
Через десяток секунд я уже был на ногах и в полной боевой готовности. На руках — заряженный до талого автомат, на поясе — клинок, которым можно кромсать все, что под руку попадется.
Из мглистой чащи леса, как раз там, где мы оставили все наши двадцать с лишним машин, послышались протяжные, тошнотворные вопли.
Это были ходоки — человеческие полутрупы, пораженные вирусом от укуса мутирующих животных. Ублюдки оккупировали всю нашу технику, и, судя по захлебывающимся человеческим крикам, загрызли нескольких патрульных.
— Твою мать, — шипел Беркут, заряжая дробью свой 187 ТОЗ, — сколько их там?
Их было около десятка, по крайней мере, именно после десятка я бросил считать. Из-за скопищ скрученных деревьев выглядывали озверевшие, дикие, безобразные человеческие морды. Только по пустому, блестящему во тьме взгляду можно было отличить этих выродков от простых людей.
— Огонь!
Бешено застрекотали автоматы, ударили дробовики. Опушка заиграла блеском искр и отсветами десятков фонарей. В шуме стрельбы гасли отборные маты и крики. Начался кошмар.
Твари лезли прямо из-за стен деревьев, быстро, будто вода, заполняли собой округу.
К машинам нам не пройти, мать его. Совсем не пройти. Эта бездумная куча дерьма ползла вперед, тянула кривые руки к сонным жертвам, жадно грызла глотки.

— Хорош межеваться, обухи! — крикнул Сухарь, втаптывая морду ходока в землю. — Опа!
Звуки перемешались в кашу. В этом чертовом театре теней становилось слишком тесно.
Ходок сбоку. Через мгновение уже валяется без головы. Трое спереди. Очередь. Перезарядка. Чувствую что-то рядом. Ублюдок!
— Вот это нихрена себе! — крикнул Ржавый, прикладом открутив голову ходока-бабки. — Че за игрушка?
Вижу как из сгустков теней вырисовывается очередная ублюдская рожа, норовящая вцепиться этому придурку в шею. Целюсь. Выстрел. Голова чертяги лопается, словно шарик.
— Солдаты, отступаем в лес! — послышался в гуще замеса знакомый бодрый голос. — На шесть часов!
Правильная идея. Тварей все больше. Под ногами хрустят то ли ветки, то ли кости.
Вокруг голоса, крики, отблески света, оружейный рокот. Когда остальные отошли достаточно, достаю взрывной подарок. Метаю прямо в стену живой плоти. Выкусите.
Бах! Ошметки их тел разлетаются по округе. Вдруг чувствую кого-то под ногами.
— Мамку твою за ногу, — прошипел кто-то на земле, — Егерь ты попутал?
А, это Сухарь.
— Ты чего здесь забыл, полудурок? Отходим!
Он попытался приподняться, но нелепо упал на мокрую землю.
— Ха, а кусаются они больно, — прохрипел он, фонариком указывая на сломанную ногу, возле которой еще болталась и пульсировала кровью башка ходока-деда.

Я выругался. Обернулся, оценил обстановку.
А стена из монстров будто и не собирается заканчиваться. Они все воют, прут из лесной чащи, множась и множась. Наши потихоньку рассеиваются на двенадцать, как раз в сторону топей.
— Атканывай отсюда, командир, — буркнул Сухарь, затем вскинул свой АКМ и прострелил головы еще четырем ходокам, — я все равно не жилец… Ты вольтанулся совсем? Катись, говорю!
Я молча схватил его за плечо и попытался приподнять.
— Я в расходе уже! Вали!
Чувствую как кто-то вцепился в ногу. Клинок блеснул во тьме. В лицо ударили брызги какой-то слизи.
Твари зажимали все сильнее, кольцом смыкаясь вокруг. Наши в суете уже отошли. Проклятье.
А тем временем эти два уродца, которым два разряда из АК не хватило, оклемались и с расквашенными мордами поползли ко мне с Сухарем. Посмотрел на него. В руках он держал гранату, лыбясь то ли от страха, то ли от боли.
— Беги, командир, я уже не встану…
Я едва успел отойти, прежде чем взрыв разворотил еще десяток-другой тварей.
Идиот! Какой же идиот… К чему играть в геройство, когда мы почти достигли деревни?
Зашипела рация.
— Командир, ты где?!
Во мраке ухожу прочь, к отблеску фонарей. Пробираюсь через заросли деревьев. Справа что-то мелькнуло. Выхватываю клинок, делаю легкий полуоборот. Голова мерзавца прокручивается в замысловатом пируэте.
Иду дальше.
Судя по всему, мы потеряли около десятка, если не больше. Под ногами пару раз мелькнули знакомые лица. Покойтесь с миром, парни.
— Командир! Прием! Мы уже на подступах к выходу из леса!

Я без особого труда прорвался через очередную пару монстров, а после бегом нагнал хвост группы.
— Командир? — удивился толстяк, щурясь на меня глазами. — А остальные?
Я покачал головой.
— Вот же задница, — сплюнул толстяк, ускоряя шаг и лишь изредка оборачиваясь назад, — ещё четверых…
— Общие потери?
— Около десяти, — ответил мне рядом идущий силуэт, фонарик которого бегал туда-сюда в поисках опасности, — это полный…
Мы шли по весьма узкой тропинке, окруженной небольшими буграми. Деревьев почти не было, но вот вдали, как раз там, где шла головная часть группы, начинались ивовые заросли. Кустарник, будто стеной, завесил собой вход на эти чертовы топи.
Скоро паутина ив встретила нас неприветливым, мрачным силуэтом. Ветки удивительным образом сплетались друг с другом, одна часть куста становилась продолжением другого. Кора бедных растений будто бы вздулась, почернела. Невыносимо пахло гнилью. 
А вот и первые лужи. Ноги стали слегка утопать в грязи, издавая неприятные, бурлящие звуки. Тьма будто бы сгущалась. В воздухе повис пар, который отчетливо проявлялся, когда по этому мертвому месту бегали лучи фонариков.
Гомон поутих. Видимо, Беркут принял решение растянуть отряд в длину. Что ж, здравая идея, ведь, судя по картам, в деревню одна дорога — через гравийную насыпь. Странно, конечно, что ее не размыло полностью за столько лет, но проход через болота, походу, все еще существовал.
— Жуткое местечко, — отметил толстяк, аккуратно наступая на дрожащую землю, — так гляди, здесь какая-нибудь баба Яга живет.
— Ага, — подхватил второй, — натравила, карга, своих приспешничков, теперь вот бегай.
— Их там несколько сотен, наверное, было, — буркнул голос откуда-то спереди, — еле отстрелялись.
— Пф! — фыркнул толстяк. — Тыщонка, наверное, если не больше.
— Заткнись уже, — осадил его другой. — Под ноги смотри.
— Спасибо, мамочка, — хохотнул толстяк. — В жопе я твои камыши видал! Вот смотри, на! Получа-а-а-а-а!

Камыш, что мирно стоял рядом с уродливой ивой, вдруг зашевелился, задрожал. Из-под него резко выползли огромные, черные, толстые клешни, обхватившие ногу толстяка. Тварь крепко схватила ее, из-под камыша блеснули белые отблески глаз. Хрустнули кости, боец дико взвыл, а тварь, словно пиявка, присосалась к ноге.
Я успел выхватить револьвер.
Твари раскурочило пол панциря. Несколько фонариков сосредоточилось на трупе.
— Господи… — процедил толстяк и тут же блеванул. — Че это…
Существо напоминало или… было пауком? Огромная, покрытая хитином туша, длинные, шипастые клешни и отчетливые места сочленения этих самых клешней. Башка была точно как у паука. Восьмиглазая, жуткая гадина.
— Вставай, ты как? Впоряде?
Толстяк нехотя принял помощь, поднялся.
— Да, все на мази, по… — он вдруг шатнулся. — Чего это…
Его кряжистое тело дрогнуло, он вдруг потерял равновесие.
К счастью, его успел подхватить рядом стоящий боец.
Ослабшего товарища пришлось тащить вдвоем. А болота и не думали кончаться.
В зеленых лужах кривым отражением блестела луна. Камышей было все больше. Теперь я вышел чуть вперед и тщательно выцеливал каждый такой подозрительно дрожащий объект. По рации стали докладывать, что эти сучьи пауки покусали еще четверых.
Атмосфера неприятно накалялась. Она и так была натянута как чертова гитарная струна после нападения ходоков, а теперь еще и живые камыши. Я постепенно продвинулся вперед, но лиц друзей так и не увидел. Ни Клима, ни Ржавого, ни Буйвола, ни, понятно, Беркута.
— А! Господи, умоляю! Спасите, господи!
Впереди, метрах в двадцати, чуть далее гравийки, дергался, провалившись по пояс, какой-то парнишка. Он выл, пытался ухватиться за проросшие корни травы, но без толку. В его спину вцепились два здоровенных топельника. Скоро тело парнишки ослабло и твари стали четвертовать беднягу. Бойцы сочувственно посмотрели на него, отстреляли тварей. Но его уже не спасти.
Рядом идущие бойцы побледнели. В особенности толстяк, теперь глядевший на каждый сантиметр земли.

Пока бойцы бригады подтягивались к воротам в деревню, Масамуне вдумчиво смотрел в глубину деревни: за много лет растения пустили корни куда только можно. Они, будто змеи, окутали трухлявые дома скопищами своих плетений, проникая в каждую щель, меж прогнившего дерева. Удивительно, но страшный пожар, колыхнувший округу пару лет назад, что охватил сотни гектаров леса, не посмел прикоснуться к деревне: она, подобно оазису, цвела среди пепелища. Вдали, почти у самого конца поселка, там, за домами, стояла, взирая в небо старая, древняя водонапорная башня.
— Обследуем каждый дом. Действуем по моей команде! — Масамуне выдохнул. — Вперёд.
Отряд неохотно двинулся, попутно озираясь каждый в свою сторону. Старшие шли более спокойно и уверенно, в отличии от дрожащих, как зяблики, салаг.
Шелестя недавно опавшими листьями, группа подошла к одному из заброшенных домов: забор почти упал, а косая кровля едва держалась на месте. Растительность жадно обвила домишко: почти везде торчали кривые корни неизвестного теперь растения, которое в народе обозвали сорняком. Из-под чердака, пробиваясь на поверхность, росло небольшое деревцо.
Масамуне махнул рукой в сторону дома. Через минуту отряд уже разглядывал интерьер развалины: несколько комнат, засоренных всякого рода мусором — бутылки, одежда, железки и прочий хлам. Полы ужасно скрипели и практически проваливались, создавая нежелательный шум. Пока одни осматривали дом, двое охраняли выход. Масамуне, вместе с Хриплым и двумя пацанятами оглядели комнаты но, кроме пустых пачек сигарет, разбитых бутылок да склянок, наполненных непонятной жижей, ничего не нашли.
Группа двинулась дальше и, обследуя все новые и новые дома, не находила даже следов недавнего присутствия обезумевших тварей: только мусор да грязь.
— Хм… — Хриплый остановился, — По-моему монстров здесь нет.
Новички выдохнули.
— Обошли уже пол деревни, а их ни слуху, ни духу, — он осмотрелся. — Сталбыть охотятся.
— Не спеши с выводами, — парировал другой боец.

— Так, солдаты, слушать команду: идем вон туда, — Масамуне ткнул пальцем на резиденцию Мизукаге. — Там обоснуемся. Вперёд.

------> Резиденция Мизукаге